Наиболее ярким проявлением соматизированных психических расстройств, имитировавших дыхательную недостаточность, были приступы удушья, чрезвычайно папоминавшие астматические, однако они существенно отличались от последних . Одышка в наших случаях носила инспираторный, а не экспираторный характер. Больные при детальном распросе или инициативно сообщали - “удивительно, но у меня все наоборот—у астматиков обычно выдох затруднен, а мне тяжело вдохнуть”, ”какое - то ощущение спазма в горле”, ”свистящий вдох” и т.п.

Эти приступы не сопровождались объективными признаками дыхательной недостаточности с гипоксемией и гиперкапнией - цианозом, вынужденной астматической позой с подключением мышц плечевого пояса при форсировании дыхания, набуханием вен шеи, острой эмфиземой легких, инспираторным положением грудной клетки, исчезновением границ абсолютной тупости сердца, гиперемией, гипертермией, гипергидрозом кожных покровов, а в связи с гипервентиляцией скорее сопровождались гипокапнией. Больные в этих состояниях становились возбужденными /”даже отец не мог удержать”/, метались, открывали окна, выбегали на балкон или на улицу, выскакивали из транспорта, вызывали “скорую помощь”, взывали о помощи, кричали о том, что они умирают, требовали делать им искусственное дыхание, бежали к ближайшей больнице или аптеке,” глотали все подряд”, т.е. в их поведении и внешнем облике преобладали не столько мучительность переживания удушья, реальная опасность и тяжесть состояния, сколько панический страх , ужас, демонстративность и драматизм.

Вместе с тем, сочетание страха смерти от сердечной катастрофы /кардиофобия/ и страха смерти от удушья /астмофобия/ вместо возбуждения буквально парализовало больных, заставляло замереть, ограничить дыхательные экскурсии грудной клетки, избегать приема лекарств /”воздуха нехватало и казалось сердце вот-вот разорвется”, ”старалась тихонечко дышать”, “боялась сбить дыхание - на помощь не звала, замерла”, “боялась, что если буду пить лекарства в это время, то задохнусь”/. Приступы обходились еще до прибытия “скорой”, после применения препаратов с психотропным действием /валерьяна, корвалол, реланиум и т.п./ или сразу же после доставки в больницу , а если повторялитсь в больнице, то ночью, в отсутвие врачей “их видели только медсестры” - как следствие воображаемой угрозы неоказания квалифицированной помощи.

После приступов больные, обычно, испытывали вялость, слабость, разбитость, сонливость, иногда , эмоциональный подъем и облегчение от сознания, что смерть их миновала. Проводившиеся ранее исследования /аллергологические и т.п./ оказывались отрицательными, неубедительными, парадоксальными, нестабильными. Исследование функции внешнего дыхания у нескольких из этих пациентов показало отсутствие изменений, скрытый бронхоспазм на вдохе без признаков нарушения ФВД, недостоверные изменения или исчезновение их после пробы с корвалолом. Большинство больных негативно относились к проведению пробы Штанге, выполнение ее было для них тягостно и сопровождалось опасением задохнуться. Из 43 человек, явившихся на лечение—один категорически отказался от выполнения пробы. Средняя продолжительность задержки дыхания у 42 больных составила 39,3+/-2,9/33,3-45,3/, что достоверно меньше /P=0,05/,чем у 5 здоровых мужчин 16-48 лет, у которых она составила 73,0+/-8,8 /48,5-97,5/;15 /35,7%/ из этих больных могли задержать дыхание лишь на 5-30 сек., а 4 вскоре прервали лечение.

Далее: Продолжение (6)